А ПРИЛИЧНУЮ МЕБЕЛЬ ДЛЯ ДОМА КУПИЛ ПОСЛЕ ПОДСКАЗКИ КОЛЛЕГ
Народному артисту России и Чувашии, лауреату Государственной премии республики имени К. Иванова, одному из основателей, художественному руководителю и главному режиссеру Чувашского музыкально-драматического театра (ныне театр оперы и балета) Б. Маркову 7 марта исполнилось бы 80 лет. К сожалению, его жизнь оборвалась рано. Он еще не знал, какая коварная болезнь подтачивает его силы, и свое недомогание связывал с бедами, которые ему выпало пережить: смерть отца, матери, разлуку с родным театром. “Последнюю переживаю, может быть, еще глубже. 15 с лишним лет отдано этому театру (…) И вот меня лишили театра - фактически лишили цели и смысла жизни”, - писал он из Кремлевской больницы незадолго до своей смерти брату Анатолию. Весной 1977 года его не стало. Воспоминаниями о встречах с Борисом Семеновичем делится народная артистка Чувашии, заслуженная артистка России, лауреат Государственной премии республики имени К. Иванова Т. Чумакова.
- Тамара Ивановна, вспомните, пожалуйста, как начинался театр.
- Незадолго до его открытия в Чебоксары приехали выпускники Саратовской консерватории Охлеванкин, Денисова, Калентьев, Бикулина, Денисов, Петров и другие – всего 12 человек. Кто-то из них устроился в филармонию, кто-то - в Чувашский государственный ансамбль песни и пляски. Я с 1953 года работала в нем. В 1959 году специальная комиссия в числе других и меня перевела в музыкально-драматический театр.
Начинали с нуля. Для репетиций не было места, и в первое время мы собирались в филармонии, где стоял единственный рояль, одну ножку которого заменял стул. Никто ничего еще не умел, и Борису Семеновичу приходилось много работать с нами.
Никогда не забуду первый спектакль. Это была первая в истории музыкального театра республики постановка – опера “Шывармань” (Водяная мельница) Васильева. Май 1960 года. Черемуха в цвету. Именно в это прекрасное время и состоялась премьера. Коллектив только набирался, и в первом спектакле, кроме профессиональных артистов, были заняты люди с производства, из учебных заведений, которых для участия в массовых сценах отбирали по конкурсу.
Приступая ко второй постановке – опере Чайковского “Евгений Онегин”, – Марков сделал ставку на нашу жажду и радость творчества, увлеченность нового коллектива. В спектакле впервые выступили молодой дирижер Святославский, выпускник Московской консерватории, и молодые солисты – выпускники разных консерваторий. То, что совсем юный творческий коллектив взялся за “Онегина”, стало сенсацией даже для московских музыковедов. Это был слишком смелый шаг. Маркову была свойственна такая решительность. Оперу “Чапай” Мокроусова самым первым поставил наш театр. В 1962 году мы ее повезли в Москву и показали на сцене Кремлевского театра. Потом у нас в репертуаре появились оперы “Хам=ръял” (Земляки) Васильева, “Алеко” Рахманинова, “Прерванный вальс” Асламаса, “Чио-Чио-сан” Пуччини, “Нарспи” Хирбю, “Кармен” Бизе. А сколько было оперетт! “Сильва” Кальмана, “Вольный ветер” Дунаевского, “Девушка с голубыми глазами” Мурадели, “Когда расцветает черемуха” Орлова-Шузьма и другие. В ноябре 1966 года покорили еще один жанр – балет. Борис Семенович работал не выходя из театра. Он к тому же вел летопись музыкально-драматического. Мы удивлялись: когда он отдыхает?
- Домой, видно, только спать приходил…
- Его жена не захотела приехать в Чебоксары, с дочкой осталась в Москве. Он же не мог бросить свой театр, который был для него смыслом жизни. Однажды после спектакля вышли на улицу, и Борис Семенович нам говорит: “Не хотите посмотреть, как я живу?” И мы зашли к нему в квартиру, где он нас угостил супом и рассказал, как его варит: “В кастрюлю с водой бросаю нарезанные картошку, морковь, капусту, лук, кусок мяса…Солю и ставлю на маленький огонь. Пусть не по технологии, но к утру горячая пища готова”. Попробовали – вкусно. Он жил в двухкомнатной квартире с очень простой обстановкой. Обходился самым малым. “Как же так, Борис Семенович, - не смогли мы скрыть своего удивления, - к вам приезжают такие композиторы, как Борис Мокроусов, Анатолий Новиков, другие известные люди, а в квартире даже приличной мебели нет”. После этого он купил чешскую мебель, пианино. Кто только у него не бывал! Даже музыковеды из Болгарии приезжали. Либреттист оперы “Нарспи” Хузангай хотел нас везти в Болгарию. К великому сожалению, гастроли не состоялись. Сначала Петр Петрович заболел, потом – Борис Семенович.
- Молодой театр гастролировал много. Как вас принимали?
- Очень хорошо. Помню, в Казани показали “Нарспи”. После спектакля зрители поднялись на сцену. Танцуют, поют, сами не уходят и нас не отпускают. Перед театром - толпа. Чтобы освободить улицу для городского транспорта, конную милицию вызвали.
- Каким был Борис Марков в повседневной работе, в общении с актерами?
- Был очень прост, но требователен. Никакого высокомерия. Терпеливо учил сценическому искусству. Помню, “Чапая” репетировали. Один из героев стоит на горе и поет. Марков ему кричит: “Что стоишь, как свечка, ломай фигуру! Хотя бы ногу на камень поставь, что ли. Мы же не ансамбль песни и танца!” На работе ведь всякое бывает. Иногда его замечания воспринимались с обидой. “Что ты ходишь по сцене, будто груз везешь? Ты должна двигаться, как трепетная лань!” - остановил он как-то одну из героинь “Евгения Онегина”. Той, наверное, стало обидно, и она не выдержала, бросила ему: “А у вас ноги кривые!”.
- Он обиделся?
- Нет. “Ой, чертовка! Ой, мерзавка!” – говорит. Это у него было любимое выражение. Если даже и обижал кого-то, умел признать свою ошибку и просил прощения. Работая то в парткоме, то в месткоме, я невольно должна была вмешиваться в конфликтные ситуации. Однажды молодые выпускники консерватории не захотели петь в оперетте. Он им говорит: “Вы знали, куда едете. У нас не оперный, а музыкально-драматический театр. Вы должны и петь, и танцевать, и говорить, и действовать”. Я встреваю: “Ладно, обойдемся без них. Они пусть в опере поют, а мы – в оперетте”.
- А ты еще куда лезешь? Выйди из класса!
- Нет уж! – ляпнула я. Глупая же была. – Только после вас!
Он сильно обиделся и решил меня проучить. Снял со всех партий. А мы как раз готовили “Травиату”. Мне очень нравилась роль Виолетты. Хоть ее и передали другой актрисе, я продолжала учить эту партию самостоятельно.
Спектакль выпустили на сцену. Через некоторое время актриса, исполняющая роль Виолетты, заболела. Так получилось, что мы с моим преподавателем Тилей Хазанзун случайно стали свидетелями разговора Маркова и главного дирижера Святославского.
- Что же делать? Хоть спектакль отменяй. Виолетту петь некому, - сокрушался Борис Семенович.
- Как некому? Вот Чумакова споет. Она партию знает, - указывает на меня Хазанзун.
Марков не поверил: “Правда, что ли? А ну пойдем в класс”. Прослушав меня, облегченно вздохнул: “Сегодня выйдешь на сцену!” Страшно было, конечно. Без репетиций с оркестром. Но все прошло нормально. После спектакля главный вызвал к себе в кабинет. Зашла. Он подошел ко мне и в душевном порыве встал передо мной на колени. Говорит: “Я был несправедлив к тебе. Прости меня. Ты, только ты по-настоящему можешь петь партию Виолетты”.
- На культуру никогда много денег не выделялось. Борис Марков выпускал спектакль за спектаклем. Как же ему удавалось решать проблемы с костюмами?
- План (три премьерных спектакля) мы выполняли. У Бориса Семеновича были знакомые в известных театрах Москвы, Ленинграда, других больших городов. Он как-то с ними договаривался, и эти театры передавали нам свои костюмы. Марков имел подход к людям и ради своего детища делал все. Сумел же он убедить Ислюкова в необходимости открыть музыкально-драматический театр. Он не только костюмы находил, но и режиссеров, художников, дирижеров, балетмейстеров ведущих театров приглашал. Для нас это было большой школой. Декорации ко многим спектаклям изготавливались в мастерских Большого театра.
- А сам Марков на сцену выходил?
- После окончания Чувашской студии ГИТИСа он в драмтеатре имени Константина Иванова играл. А потом вторично окончил ГИТИС – режиссерский факультет. С 1959 года стал режиссером. И каким! Не зря его приняли в Большой театр. Но со временем именно это – работу в двух местах – поставили ему в вину, и он вынужден был написать заявление.
- Каким вы его больше всего запомнили?
- Взобравшимся за кулисами на железную лестницу для электриков. С нее хорошо была видна сцена, и за спектаклями он всегда наблюдал оттуда. “Реагируйте! Общайтесь между собой! Не смотрите в пол! Глаза должны говорить!” – доносились до нас его замечания. В зале он сидел только во время сдачи спектакля.
Удивительный был человек. Каждая новая постановка Бориса Маркова становилась очередной ступенью роста театра. Я благодарна судьбе, что в моей творческой жизни был этот великолепный человек, благодаря которому я стала настоящей актрисой.
Источник: "Советская Чувашия"